Illustration for my book.

Only Russian, sorry.

Ольхен = prince.
Ольхева = queen.
Ольх = king.
Ольхия = princess.
____________

"...Ольхен не мог больше оставаться в неведении, во власти непознанного, непонятного и ужасного, но и посмотреть в глаза своему страху он не дерзал. Фир-Фиру, смелому и весёлому росомахе, было страшно, как бывает страшно молодому зверю, преждевременно встречающему свою смерть. Но Фир-Фир знал, что тут, на острове Пня его смерти нет. Однако это не вселяло ему уверенности.

Росомаха содрогнулся, содрогнулся по-настоящему, от носа до хвоста, каждая шерстинка его затрещала, а тело охватил панический жар, когда по всей полости Древнего Дуба, пронзая тишину, прокатился басовитый порыкивающий голос:

- Так приветствует меня сын Рурды?

Голос звучал странно, пугающе неотвратимо, будто проникал в само сознание. Он наполнял собой всё пространство Дуба. Низкий голос, слова, произносимые гудящим рычанием. Эти звуки - самые первые, услышанные Фир-Фиром на странном островке - гулким эхом отражались от стен ствола и от внутреннего свода его, Фир-Фира, черепа.

- Встань же, неуклюжий щенок, – снова проговорил кто-то.

Ольхен опознал, что голос принадлежит самке, несмотря на всю басовитость его звучания.

– Ишь какой. Думаешь, мне очень интересно смотреть на твой дрожащий хвост?

Фир-Фира это замечание смутило, и он осторожно поднялся. Раз существо способно выражаться шутливо, то это существо живое и понятное, такое, как все остальные звери – весёлое, думающее, имеющее характер. Значит, бояться нечего. Но ольхен всё равно принюхался, пытаясь понять, что за зверь рядом с ним, прежде чем взглянуть на него. В нос попал только пряный аромат дикой перечной мяты. Самец росомахи стоял спиной к неведомому животному, никак не решаясь повернуться.

- Ну? – требовательно фыркнул зверь. – Я всё ещё вижу твой хвост. Благородный ольхен, а ведёт себя совсем невежливо. Стыдно должно быть.

-К-кто вы? – не поворачиваясь, спросил Фир-Фир, и снова почувствовал волну холода.

- Обернись и сам увидишь.

Ольхен глубоко вздохнул, крепко зажмурился и резко обернулся. Запах мяты ударил ему в нос, чуть ли не отбив обоняние, и самец от неожиданности открыл глаза. Перед ним сидела большая бурошкурая росомаха с лоснящейся шерстью и смотрела на него снисходительным взглядом бирюзовых глаз.

- Кто вы? – повторил изумлённый Фир-Фир.

Его глаза, в которых плескалось тёплое южное море, встретились с такими же глазами, абсолютно такого же оттенка. Ольхен вспомнил, как Варра пыталась утопить его в болоте своих глаз, когда защищала Щура. Насколько явно он тогда ощутил липкую тину, заполнившую его разум, бездонную топь, где он чуть не увяз, и запах гниющих растений, от которого голова пошла кругом. И он помнил, что так и не сумел смыть её топкое болото.

Зато теперь Фир-Фир, глядя прямо в глаза потусторонней росомахе, чувствовал не борьбу, не противостояние, а наоборот, приумножение сил, будто два потока воды сливаются в один и несутся дальше вместе.

По мордочке собеседницы скользнула тень улыбки:

- А что, твоими глазками я горжусь. Да, с этой стороны ты гораздо приятнее выглядишь.

- Кто вы? – уже гораздо спокойнее, даже с небольшим нажимом, спросил Фир-Фир.

- Я Одга-Фир, - хохотнув, представилась она.

Одга-Фир.… Та самая Одга-Фир? Фир-Фир не верил своим глазам и ушам, а нос упорно улавливал мятный аромат. Носу он тоже не верил. Ну откуда на острове, где растёт только мох, взяться перечной мяте?

- Вы сестра ольхевы Треввы, – прошептал сын Рурды.

- Какая удивительная догадливость! – притворно ахнула призрачная росомаха. – Просто невероятно! Какой умный у меня потомок! Загляденье! Ну, а коли серьёзно, что-то ты долго добирался до меня, сынок. Я уж заждалась.

- Вы ждали меня?

- Ну конечно ждала! Я же твой покровитель. Все росомахи из нашего рода, которым я покровительствую, рано или поздно приходят сюда, на могильный остров Одги-Фир, - лучезарно улыбаясь, проворковала она.

- Все росомахи? Их было много? – спросил обескураженный ольхен.

- Все, которых назвали в честь меня.

Только сейчас, уже немного оправившись от потрясения, Фир-Фир заметил, как сквозь его древнюю двоюродную бабушку слегка просвечивает гладкая поверхность ствола, зеленоватый камень с кабаргой, мох и плющ, и прорехи с пучками лучей. А с шерсти полупрозрачной росомахи непрестанно слетали в воздух бирюзовые искорки.

Теперь перед внутренним взором молодого самца проносились сцены из детства, далёкого и безмятежного, когда он ещё не узнал, что не бывать ему ольхом. Вот Фафа, его сестра-близнец, такая молчаливая и замкнутая, кто бы мог подумать, что именно она примет корону от своей матери? Да и младшей сестрёнке Чилиге куда больше подходила роль ольхевы. Чилига всегда была доброй, начитанной и не по годам умной росомашенькой, но, увы, не отличалась хорошим здоровьем. Из-за болезни она не смогла взойти на престол. Она не смогла бы и править, несмотря на все её знания и умения. Чилига сама понимала это и уступила место Фафе, пояснив, что над ольхевой Далетравья не должен всю жизнь витать дух смерти. Ольхева должна быть сильной, выносливой и здоровой, и Фафа отлично подходит под это описание. К тому же, Фафа и сама никогда не давала повода думать, что она глупа, но ему, Фир-Фиру, каким бы он ни был умным, добрым, правильным, ему никогда не стать ольхом в Далетравье, никогда. И тень этой несправедливости преследовала его всё время с того самого момента, когда он это узнал.

Чилига рассказывала ему про Одгу-Фир. Младшая сестрёнка знала историю Далетравья лучше всех, она читала множество биографий ольхев, летописи, жизнеописания, изучала Родовой Дуб, где все предки были представлены в родственных связях. Чилига говорила, что Фир-Фира назвали в честь прославленной сестры Треввы, которая первая выступила против Карго, гривистого волка, побудив своих братьев и сестёр к активному противостоянию. С помощью вечерниц они составили карту, а по ней и проложили границы Далетравья, в ответ на агрессивный захват Карго земель современного Лужья. Так и начался Великий Разгрыз, с которого все звери, живущие на Ско-Хъярне ведут летоисчисление. И случилось это девятьсот восемнадцать лет назад.

- Одга-Фир, а скольким ещё росомахам ты покровительствуешь? – спросил Фир-Фир и протянул лапу, чтобы пощупать своего далёкого предка.

По мере приближения к полупрозрачной росомахе пальцы ольхена сводило холодом, но он продолжал медленно тянуться к ней. Одга-Фир состроила испуганную мордашку и сказала:

- Не трогай! Иначе мне придётся забрать тебя с собой на Дальние Луга.

Фир-Фир в ужасе отдёрнул лапу и попятился, ощетинив шерсть.

- Успокойся, росомашонок, успокойся! – Одга-Фир едва сдерживала смех. – Это шутка. Знаешь, я так редко возвращаюсь в Миролапье, что могу позволить себе немного повеселиться. Очень уж меня забавляет, как вы, живые, реагируете на это. Ха-ха-ха-ха! Ну, а коли серьёзно. Кроме тебя в честь меня назвали только твою пра-пра-пра-пра-пра… так, сколько там ещё «пра»? -пра-пра-пра-пра-пра-прабабушку Фиргу. Мою двоюродную правнучку. Она тоже приходила сюда, к моей могиле.

- Здесь твоя могила? Под камнем? – догадался ольхен.

- Да, Фир-Фир, под камнем. Интересно, знаешь ли ты, что это за сухой дуб и откуда он тут взялся?

- Не знаю. А точнее, не помню. Чилига рассказывала, - самец замялся. – Но как-то у меня не отложилось в памяти.

- Как ты мог не запомнить такую интересную историю? Стыдно, стыдно, - покачала головой мёртвая родственница. – Ведь Бросхадом должен был располагаться именно тут. Тревва, моя дорогая сестричка, сказала, что здесь, посреди воды, будет гораздо удобнее ухаживать за деревом, которое потом должно было стать столицей. Ну что же, ей, травнице, виднее, чем мне, драчунье. Я знала только, что водная преграда сберегла бы нас в случае нападения волков. И Тревва сказала выдре закопать в дно посреди озера жёлуди, которые были особым образом обработаны. Я не знаю, как она это делала и что добавляла, но Тревва умела за седьмицу выращивать с нуля огромные деревья. Так, когда Солнечные Гонцы два раза сменили друг друга, крона этого дуба показалась над водой, и потом становилась только выше, а ствол и корни всё мощнее. Тревва каждый день натирала ствол и листья особыми снадобьями, и просила выдр делать то же самое с корнями. Так будущий Бросхадом становился всё прекрасней и больше, разрыхлял дно корнями, делая озеро глубже, очищал воду... А потом – БАЦ! – и в него ударила молния. И срезала половину ствола. И получилось то, что ты сейчас видишь, дорогой потомок. И мы решили найти столице другое место, потому что вода и высокое дерево, как выяснилось, не самое доброе соседство.

- Так столица должна была быть здесь? Подумать только! Но тут твоя могила.

- Да. И здесь на удивление спокойно и тихо. И никто меня не беспокоит. Кроме тех, кому я покровительствую. Их я жду с нетерпением, - Одга-Фир запрыгнула на свой могильный камень, сбросив оттуда оленька.

Застывшее тело глухо шмякнулось на мох, не изменив позы, в которой скончался несчастный. Фир-Фир кивком указал на него.

- Почему он умер? Ведь я же не замёрз, коснувшись твоего камня.

- Потому что он не мой потомок. Все, кому я не покровитель, замерзают, попав сюда. Возможно, это побочный эффект снадобий сестры. А может, такое случается со всеми могилами, к которым душа захороненного возвращается слишком часто. Я чересчур люблю сидеть на этом острове и любоваться жизнью, поэтому звери сюда не ходят. Я замертвячила целый остров, ха-ха-ха. Негодяйка. А кабарга… кабарга спасался от тебя. Отчаяние привело его сюда. Вместе с тобой, росомашонок, - призрак подмигнул ему.

- Но зачем я здесь? Зачем я нужен тебе?

- О, Фир-Фир. Это не ты нужен мне, а я нужна тебе, – Одга-Фир дёрнула ухом, не сводя с потомка глаз. – Я здесь, чтобы помочь тебе. А ты здесь, чтобы я тебе помогла. Тебя привело сюда что-то важное, что-то, в чём тебе нужен мой совет или пояснение. Поэтому это я должна спросить: зачем ты здесь?..."